Прорицание Вёльвы и Рагнарёк

Древнее руническое письмо Скандинавии было предназначено только для сакральных целей. Рунами высекали надгробные надписи, творили магические заклинания, совершали гадания. И только с проникновением в Скандинавию латинского алфавита были записаны мифы, эпические сказания, стихи скальдов и саги.

Из всех скандинавских народов древнюю северную мифологию сохранили до нас только исландцы. Это произошло в силу негосударственного, эгалитарного характера исландского общества. В Х в. северные страны приняли христианство. Исландия приняла его последней — в 1000 г. Однако в Швеции, Норвегии и Дании христианство "насаждалось " государством. Следы язычества беспощадно искоренялись здесь, также, как и на Руси.

В Исландии христианство было принято на альтинге — ежегодном всеисландском собрании. Принять христианство предложил законоговоритель Торгейр со Светлого Озера, сам на тот момент язычник. Принятие христианства было вызвано необходимостью предотвратить распрю между языческой и недавно христианизировавшейся частью населения. На альтинге решили, что единым законом для всего населения Исландии будет христианство, но языческие культы можно будет справлять в приватном порядке.

Приняв христианство и освоив латинскую грамоту, исландцы стали «самым литературным народом в мире». Мифологические и героические песни, бытовавшие в устной традиции, были записаны и сведены в кодекс, получивший в наше время название «Старшая Эдда». Тогда же было записано множество саг. Наибольшей ценностью для нас обладают т.н. «саги об исландцах», повествующие о распрях между жителями Исландии, происходившими в X–XI в.в.

Описания событий в сагах поражают своей абсолютной реалистичностью. Все события имеют четкие пространственные привязки к топонимам, значительная часть которых сохранилась на карте Исландии до настоящего времени. Реализм саг подкупает, и длительное время исследователи рассматривали саги как абсолютно точные хроники событий. Лишь в нашем веке пришло понимание того, что абсолютная точность была невозможна хотя бы потому, что саги часто повествуют о событиях индивидуальной жизни, которым не могло быть свидетелей.

Однако, несомненно стремление авторов саг к точности и реализму. Конечно, и в процессе сочинения, и при устной передаче саг до того, как они были записаны, неминуемо происходила неявная «авторская правка» текста, искажение реальных событий. Однако если в плане единичных фактов саги и не являются абсолютно достоверным источником (хотя их авторы стремились достигнуть высокого уровня достоверности), то на уровне общественных реалий достоверность саг не вызывает сомнений. Они сочинялись для современников и бытовали в обществе в качестве правдивых историй о реальных людях. Здесь было просто невозможно искажение социальной и культурной реальности, в которой жили и авторы саг, и их слушатели.

Исландская мифология известна нам по сборнику древних песен «Старшая Эдда» и по прозаическому изложению мифов в «Младшей Эдде». «Старшая Эдда» — условное наименование пергаментного кодекса, обнаруженного в 1643 г. исландским епископом Бриньольвом Свейнссоном. По орфографическим и палеографическим данным установлено, что он был написан в Исландии во второй половине XIII века. Из характера ошибок в кодексе следует, что он представляет собой список с несколько более древней рукописи. Первый перевод Старшей Эдды на русский язык вышел в 1897. Все цитаты из Старшей Эдды в нашей работе, кроме особо оговоренных случаев, даны в переводе А. Корсуна.

«Младшая Эдда» — учебник скальдического искусства, составленный древнеисландским скальдом Снорри Стурлусоном. Младшая Эдда вторична по отношению к песням Старшей Эдды, хотя сам сборник песен к моменту написания Снорри своего труда еще не был составлен, песни бытовали в устной традиции. Судя по всему, песенная форма и была основной формой выражения мифа у исландцев.

Снорри строит свое изложение на песнях, вошедших позднее в Старшую Эдду и активно цитирует их. Многое в его произведении почерпнуто из недошедших до нас источников. Однако самое ценное в Младшей Эдде — это проявляющее в ней личное восприятие мифов самим Снорри.

Снорри Стурлусон жил в христианской Исландии. Он написал свой труд в 1222–1225 гг., а христианство было принято исландцами в 1000 г. Однако в Исландии — единственной из европейских стран — христианство не насаждалось насильно, языческие мифы не искоренялись, а записывались и сохранялись. Конечно, Снорри уже не был человеком языческой культуры, однако он жил среди людей, для которых эти мифы сохраняли свою важность и значимость.

И не удивительно, что современные ученые не могут прийти к однозначному выводу по вопросу о том, был ли сам Снорри христианином и (шире) в какой мере были христианами исландцы XI–XIII вв. Очевидно, что сами они считали себя христианами — свидетельствами этого наполнены саги. Однако христианство для древних исландцев было чем то совершенно другим, чем для современного европейца, и вмещало в себя вполне серьезное отношение к языческим мифам.

Многое в древнеисландской мифологии восходит к общегерманским стереотипам, в значительной мере она отразила и древние индоевропейские представления.

Значительное место в исландской мифологии занимает эсхатологическая концепция — комплекс представлений о конце мира. Наименование этого этапа мировой истории — «Рагнарёк» (др.-исл. «судьба (гибель) богов»). Вся исландская мифология проникнута эсхатологическим предчувствием гибели мира.

Исландская мифология дает нам совершенно особенный подход к соотношению времен. Роль мифического прошлого в определении событий исторического времени у древних исландцев крайне невелика. Его место занимает мифическое будущее — конечная драма мировой истории. Не космогония, а эсхатология есть центральная часть исландской мифологии.

В полностью эсхатологизированной северной мифологии астральные и календарные представления не играют существенной роли. Для исландцев время не двигалось по круговым циклам, а стремительно рвалось к своему концу.

Первая песня Старшей Эдды посвящена истории мира от его возникновения до грядущей гибели. Древнеисландское название этой песни «VöIuspá» переводится как «прорицание вёльвы». Вёльва — колдунья, провидица. Ее прорицание обращено к богам — асам. В определенном смысле вёльва совечна миру, ибо она помнит самое его начало и «видит» его конец, за которым последует возникновение нового мира.

Песня делится на две примерно равные по объему части. В первой описывается возникновение мира и ключевые события начала мировой истории, во второй разворачивается драма гибели мира.

Провести четкую границу между этими двумя частями песни невозможно. События начала мировой истории уже проникнуты эсхатологическим духом и современному читателю не ясно, где описание символов, указывающих на будущую гибель мира, переходит в описание событий конца мировой истории. Сама космогония древних исландцев эсхатологична. Мир возникает уже в предчувствие конца. Этим предчувствием проникнуты все мифологические тексты и вся культура Древней Исландии.

Первая и вторая части песни лишь на первый взгляд равновесны. При внимательном изучении становится ясно, что первая (космогоническая) часть песни имеет подчиненное значение по отношению ко второй (эсхатологической).

Космогоническая часть не связана столь сильно, как эсхатологическая, единым стержнем ни на смысловом уровне, ни на уровне ритмов и образов. Возникновение мира описывается не связным текстом, а набором символов, понять которые в контексте только этой песни зачастую невозможно.

Основной замысел «Прорицания вёльвы» состоит в описании конечной судьбы мира и космогоническая часть включена в песню для цельности повествования. Она является прологом к основной — эсхатологической — части.

В полную силу эсхатологические настроения начинают звучать после описания гибели Бальдра. Бальдр — сын Одина, самый светлый из богов. Миф о его гибели подробно изложен в Младшей Эдде. Убийство Бальдра подстроил ас Локи — демоническая фигура, чьи козни неоднократно ставили асов на грань гибели, от которой сам же Локи, как правило, их и спасал. Локи является отцом тех чудовищ, которые уничтожат богов в Последней Битве. Убийством Бальдра он начинает отсчет последних дней мира.

Бальдр, единственный из асов, имеет эпитет «Добрый». Он — единственный бог, о котором в мифах рассказывается только хорошее. Бальдр необычайно красив, светел, мудр, красноречив, добр. Его смерть была страшным потрясением для асов. Что бы вызволить Бальдра из Хель плакало «все, что ни есть на земле, живого иль мертвого <…> люди и звери, земля и камни, деревья и все металлы».

Именно с момента гибели Бальдра конец мировой истории приобретает свой положительный смысл. Бальдр ушел в Хель — подземное царство мертвых, и асы не могут выручить его оттуда, несмотря на все свои усилия. В системе существующего мира Бальдр не может вернуться. Можно сказать, что его гибель — это первая несправедливость в мире, которую нельзя исправить, если мир не будет разрушен вместе со всеми своими законами, а затем создан вновь, лучшим.

После описания смерти Бальдра песня наполняется эсхатологическими образами. Не ясно, относятся ли эти образы к прошлому мира, его настоящему или будущему, однако все они трактуют о мировой гибели: скованный Локи, ожидающий Гибели Богов; холодный поток, несущий мечи; золотой чертог и дом, сплетенный из змей; мученья поправших клятвы и подлых убийц, которых терзает дракон Нидхёгг в мире мертвых.

Нерасчлененность прошлого, настоящего и будущего в этих строфах связана с восприятием времени древними исландцами. Между прошлым — космогонией, и будущим — эсхатологией, в «Прорицании вёльвы» находится не историческое настоящее, но миг неустойчивого равновесия, в котором мир застывает после первого чуда — творения мира, перед последним чудом — его гибелью.

Символы Конца все яснее высвечиваются в ткани мира — и наступает последняя драма.

Эсхатологическая часть «Прорицания вёльвы» открывается упоминанием о рождении Фенрира — Мирового Волка, главного противника богов в Последней Битве. Фенрир был рожден еще в начале мира. Его отец — ас Локи, а мать — великанша Ангрбода («сулящая горе») из Железного Леса. В первых же строфах, с которых начинается собственно прорицание — предсказание будущего — появляется восклицание вёльвы, обращенное к богам «довольно ли вам этого?». Это восклицание пронизывает всю эсхатологическую часть песни.

40 Сидела старуха
в Железном Лесу
и породила там
Фенрира род;
из этого рода
станет один
мерзостный тролль
похитителем солнца.

41 Будет он грызть
трупы людей,
кровью зальет
жилище богов;
солнце померкнет
в летнюю пору,
бури взъярятся —
довольно ли вам этого?

События разворачиваются, напряжение песни все более возрастает. Два петуха вторят своим пением друг другу, один — багряный «на деревьях лесных», другой — «черно-красный», в мире смерти. Петух — символ начала, пробуждения. Он же — вечный символ тревоги, символ небесного огня, воскресения из мертвых и возрождения жизни. Пение петуха будит эйнхерий — павших воинов, которых собирает в своих палатах Один.

Мотив пробуждения очень силен в начале эсхатологической части песни. Символически это выражается как пробуждение ото сна, но на языке понятий точнее было бы сказать, что это пробуждение от менее яркой реальности к максимально яркой и насыщенной.

Всю эсхатологическую часть песни связывает четырежды повторяющаяся строфа:

Гарм лает громко
у Гнипахеллира,
привязь не выдержит —
вырвется Жадный.
Ей многое ведомо,
все я провижу
судьбы могучих
славных богов.

Она как бы противостоит рефрену, четырежды повторяющемуся в космогонической части «Прорицания»: «тогда сели боги / на троны могущества / и совещаться / стали священные «. Рефрен первой части служит выражением могущества творения, рефрен второй части подчеркивает драматизм происходящих событий

Болью и ужасом наполнены последние дни мировой истории:

45 Братья начнут
биться друг с другом,
родичи близкие
в распрях погибнут;
тягостно в мире,
великий блуд,
век мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до гибели мира;
щадить человек
человека не станет.

Ас Хеймдалль — страж богов — трубит в свой рог Гьяллархорн, и тем возвещает конец мира.

Напряжение песни нарастает. Трепещет мировая ось — ясень Иггдрасиль, связующий нижний, срединный и верхний миры. Рвется из своих цепей Фенрир — Мировой Волк, скованный асами в начале времен.

Враги асов движутся к полю Последней Битвы: великаны во главе с Хрюмом, Мировой Змей Ёрмунганд, сыны Муспелля. Врагами наполнен Нагльфар — корабль, построенный из ногтей мертвецов. К полю битвы приближается Мировой Волк и отец Волка и Змея — ас Локи, вырвавшийся из своих пут.

50 Хрюм едет с востока,
щитом заслонясь;
Ёрмунганд гневно
поворотился;
змей бьет о волны,
клекочет орел,
павших терзает;
Нагльфар плывет.

51 С востока в ладье
Муспелля люди
плывут по волнам,
а Локи правит;
едут с Волком
сыны великанов,
в ладье с ними брат
Бюлейста едет.

Обе приведенные строфы начинаются с указания стороны света: враги наступают на асов с востока. Всякое направление в пространстве имело в древних культурах свою смысловую нагрузку. У германских народов как «позитивные» направления рассматривались Юг и Запад, а как «негативные» — Север и Восток.

Отметим, что у древних славян представление о смысловой нагрузке сторон света было отчасти обратным древнегерманскому Юг также рассматривался как священное направление, но наряду с ним священным был Восток, а Запад имел негативный смысл26. Таким образом, в системе исторического противостояния «Запад — Восток» можно отметить, что народы Западной Европы несут в своей культуре древние представления о Востоке как направлении тьмы, зла, смерти, а славянские народы Восточной Европы такое же значение всегда предавали западным направлениям.

Наступает огненный исполин Сурт, пылает пламя, блещут мечи, гибнут люди.

52 Сурт едет с юга
с губящим ветви,
солнце блестит
на мечах богов;
рушатся горы,
мрут великанши;
в Хель идут люди,
расколото небо.

Кульминация песни — это описание самой Последней Битвы. Напряжение текста достигает здесь небывалой силы:

53 Настало для Хлин
новое горе,
Один вступил
с Волком в сраженье,
а Бели убийца
с Суртом схватился, —
радости Фригг
близится гибель.

Три строфы посвящены Последней Битве, и все они наполнены смертью — смертью предвиденной и предчувствованной.

Всеотец Один гибнет в пасти Мирового Волка, но его сын Видар Молчаливый мстит за отца и убивает главного противника асов.

55 Сын тут приходит
Отца Побед,
Видар, для боя
со зверем трупным;
меч он вонзает,
мстя за отца, —
в сердце разит он
Хведрунга сына.

Могучий Тор, оборонявший от великанов и иных чудовищ Асгард и Мидгард (небесный град богов и срединный мир людей) убивает Мирового Змея и сам падает мертвым.

56 Тут славный приходит
Хлодюн потомок,
со змеем идет
биться сын Одина,
в гневе разит
Мидгарда страж,
все люди должны
с жизнью расстаться, —
на девять шагов
отступает сын Фьёргюн,
змеем сраженный —
достоин он славы.

Пик напряжения приходится на строфу, описывающую разрушение мироздания:

57 Солнце померкло,
земля тонет в море,
срываются с неба
светлые звезды,
пламя бушует
питателя жизни,
жар нестерпимый
до неба доходит.

Мир гибнет от огня и тонет в море — вечном символе предмирового и послемирового Хаоса.

Черный и красный цвета пронизывают все стихи, посвященные гибели мира. На фоне чернеющего солнца и пожирающего мир огня блистают мечи асов и срывающиеся с неба звезды.

После яростного, мятущегося аккорда последней строфы трагический настрой песни затихает. Новые строфы проникнуты тихим и светлым настроением. После гибели этого мира приходит мир грядущий:

59 Видит она:
вздымается снова
из моря земля,
зеленея, как прежде;
падают воды,
орел пролетает,
рыбу из волн
хочет он выловить.

В космогонической части песни постоянно подчеркивалось, что мир создавался творящей волей асов. Однако новый мир не творится асами, он просто тихо приходит после огненного конца. И асы, живущие в новом мире (главным образом — из младшего поколения богов), уже не творят, а беседуют о прошлом и играют. Теперь песню наполняют другие цвета: зеленый — цвет новой жизни, и золотой — цвет счастья.

Грядущий мир будет совершеннее мира нынешнего:

62 Заколосятся
хлеба без посева,
зло станет благом,
Бальдр вернется,
жить будет с Хёдом
у Хрофта в чертогах,
в жилище богов —
довольно ли вам этого?

Возвращение Бальдра — одно из центральных событий нового мира. Павший жертвой зависти Локи и несчастного случая он возвращается из подземного царства смерти в земной мир и живет вместе с Хёдом, своим невиновным убийцей, которого в прошлом мире постигла смерть в порядке мести.

63 Хёнир берет
прут жеребьевый,
братьев обоих
живут сыновья
в доме ветров —
довольно ли вам этого?

64 Чертог она видит
солнца чудесней,
на Гимле стоит он,
сияя золотом:
там будут жить
дружины верные,
вечное счастье
там суждено им.

Вечное счастье в золотом чертоге суждено тем из людей, кто верно сражался в Последней Битве и погиб в ней вместе с асами.

Если в строфах, посвященных гибели мира, все сильнее нарастало напряжение и трагизм, то в строфах о новом мире усиливается чувство покоя и счастья. Высшей силы это ощущение достигает в предпоследней строфе песни:

65 Нисходит тогда
мира владыка,
правящий всем
властелин могучий.

Эту строфу очень часто приписывают христианскому влиянию на песню. Известно, что христианский монотеизм уходит своими корнями в иудаизм. Однако представления о едином Боге были известны в древности отнюдь не только у иудеев. Они фиксируются в зороастризме и индуизме — религиях индоевропейского корня. Зороастрийская традиция знает бога Зурвана («время») — отца близнецов Ахура-Мазды и Ангра-Маинйу, верховного творца Вселенной. В индуистской традиции известен не только поздний образ Брахмы, объемлющего весь мир, но и еще ведический бог Брахманаспати («властитель молитвы») — лишенный каких-либо атрибутов творец всех иных богов, первоначало всех вещей.

Обратим внимание на следующее важное отличие исландской эсхатологии от Апокалипсиса. Владыка нисходит не как судья в конце этого мира, а как высший Творец — в начале мира грядущего.

Последняя строфа песни — одна из ее загадок:

66 Вот прилетает
черный дракон,
сверкающий змей
с Темных Вершин;
Нидхёгг несет,
над полем летя,
под крыльями трупы —
пора ей исчезнуть.

Понятно, почему замолкает и исчезает вёльва. Из настоящего мира она не может провидеть мир грядущий. Его судьба будет иметь иное основание, чем судьба этого мира. Весь наш мир символически определен в акте творения и акте гибели. Но новый мир еще не определен вовсе и только самое начало его можно увидеть из нашего мира — поскольку это светлое начало предопределено трагической судьбой нашего мира.

Но в этой строфе непонятен смысл последних строк. Дракон Нидхёгг — житель подземного мира. Там, в царстве Хель, он мучает нечестивых. Что значит его появление с трупами под крыльями в небе нового мира? Быть может он выражает некое новое зло, что народится в грядущем мире? В исландской мифологии нет ответа на этот вопрос.

Так завершается лучшая и самая знаменитая из песен Старшей Эдды, споры по поводу которой не затихают уже второе столетие. Специалисты расходятся во всем: в датировке, определении аутентичности, характеристике жанра и т.д. Одни авторы считают, что «Прорицание вёльвы» — произведение народной поэзии. Другие полагают, что эта песня — творение гениального автора, соединившего народные представления с гностической мудростью и облекшего все это в неповторимую, талантливую форму. В западной литературе известно мнение, что «Прорицание» было написано человеком книжной, латинской образованности и представляет из себя переложение Откровения Иоанна.

В независимости от того кем, когда и на каких материалах было написано «Прорицание вёльвы», не вызывает сомнений, что в IX — XIII вв. отраженные в этой песне эсхатологические представления были широко распространены по крайней мере в Исландии, а скорее всего — по всему скандинавскому Северу.

Мы встречаем фрагменты этих представлений разбросанными по другим песням Старшей Эдды, а также и по эддическим песням, не вошедшим в древний сборник; находим их в стихах скальдов и в сагах. Сохранились и отдельные скандинавские изображения на эсхатологическую тему.

В Старшей Эдде наиболее объемное после «Прорицания вёльвы» упоминание «гибели богов» содержится в песне «Речи Вафтруднира». В этой песне Один под именем Гагнрад состязается в мудрости с ётуном Вафтрудниром. В отличие от «Прорицания» песня практически лишена динамизма. События конца мира не разворачиваются здесь в цельную картину, а лишь упоминаются отдельными фрагментами, не связанными между собой. Некоторые исследователи относят «Речи Вафтруднира» к жреческим песням мнемотехнического характера, которые исполнялись для лучшего запоминания мифологических имен и событий.

В начале песни Вафтруднир вопрошает Одина, затем Один спрашивает Вафтруднира:

[Вафтруднир сказал:]
17 «Гагнрад, скажи,
коль стоя ты хочешь
спорить со мною:
как имя равнины,
где встретится Сурт
в битве с богами?»

Один [сказал:]
18 «Вигрид — равнина,
где встретится Сурт
в битве с богами,
по сто переходов
в каждую сторону
поле для боя».

В целом в «Речах Вафтруднира» больше говорится не о гибели нашего мира, а о новом мире и о том, кто из мира нынешнего будет жить в мире грядущем.

В песне Вафтруднир говорит Одину о единственной паре людей, которая переживет последние дни мира:

[Один] сказал:
44 «Много я странствовал,
много беседовал
с благими богами;
кто будет жить
после конца
зимы великанов?»

[Вафтруднир] сказал:
45 «Спрячется Лив
и Ливтрасир с нею
в роще Ходдмимир;
будут питаться
росой по утрам
и людей породят».

Лив — женское имя, переводится с древнеисландского как «Жизнь», Ливтрасир, — мужское имя — «Пышущий жизнью». Эта пара — последние люди нынешнего мира и первые люди мира грядущего противостоит паре первых людей нашего мира — Аску и Эмбле («Ясень» и «Ива»). В начале нашего мира боги нашли первых людей безжизненными: «Они не дышали / в них не было духа / румянца на лицах / тепла и голоса; / дал Один дыханье, / а Хёнир — дух, / а Лодур — тепло / и лицам румянец».

Таким образом в начале нашего мира безжизненный люди были оживлены богами. А в конце этого мира человек уже выступает как символ жизни, которая выстоит перед всеобщей гибелью.

Удивителен представленный в «Речах Вафтруднира» мотив девы — дочери Альврёдуль (солнца), которая будет светилом в новом мире, после гибели самой Альврёдуль в пасти Мирового Волка:

[Один] сказал:
46 «Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
как солнце на глади
небесной возникнет,
коль Волк его сгубит?»

[Вафтруднир] сказал:
47 «Прежде чем Волк
Альврёдуль сгубит,
дочь породит она;
боги умрут,
и дорогою матери
дева последует».

На наш взгляд, этот сюжет может быть сопоставлен с «женой, облаченной в солнце» из Откровения: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим… Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца».

В догматической традиции аллегорического истолкования образов Апокалипсиса под «женой, облаченной в солнце» принято понимать Церковь: «Жена, облаченная в солнце, есть Церковь; и что для нас одежда, то для нее свет… В каждом из нас рождается Христос; а посему Церковь повивает пеленами и болезнует, пока не вообразится от нас родившийся Христос, чтобы каждый, соединившись со Христом, соделался Христом». Однако даже если автор Откровения и вкладывал в свои образы тот же смысл, что и поздние толкователи, он все равно пользовался эсхатологическими символами, имеющими древнее происхождение.

В новом мире будут жить боги из младшего поколения:

Один сказал:
50 «Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
кто наследьем богов
завладеет, когда
пламя Сурта погаснет?»

[Вафтруднир] сказал:
51 «Будут Видар и Вали
в Асгарде жить,
когда пламя погаснет,
Моди и Магни
Мьёлльнир возьмут,
когда Вингнис погибнет».

Видар и Вали — сыновья Одина, Моди и Магни — Тора.

В описании гибели Волка имеется противоречие между «Речами Вафтруднира» и «Прорицанием вёльвы». По «Прорицанию» Видар, сын Одина, убивает Фенрира мечем, а по «Речам Вафтруднира» он разрывает Волку пасть, что согласуется с версией, изложенной в Младшей Эдде.

Состязание в мудрости между Одином и Вафтрудниром, описанное в «Речах Вафтруднира», завершается победой Одина. Один сумел задать Вафтрудниру вопрос, на который тот не смог найти ответ. Побежденный Вафтруднир должен умереть.

Последний вопрос Одина звучит так:

Один сказал:
54 «Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
что сыну Один
поведал, когда
сын лежал на костре?»

Вафтруднир сказал:
55 «Никто не узнает,
что потаенно
ты сыну сказал!
О кончине богов
я, обреченный,
преданья поведал!
С Одином тщился
в споре тягаться:
ты в мире мудрейший!»

Конечно, последний вопрос Одина — это не просто хитроумная уловка. В споре они с Вафтрудниром вели речь только о ключевых для судьбы мира явлениях и событиях. Практически все вопросы Одина в последней части песни посвящены гибели мира. В завершение Один спрашивает Вафтруднира, знает ли тот, что Один поведал мертвому Бальдру перед сожжением его в погребальной ладье.

Бальдр сгорел в пламени погребального костра, как и весь мир будет сожжен в конце времен в том очистительном пожаре, после которого Бальдр вернется из подземного мира мертвых. Не вызывает сомнения, что Один потаенно поведал сыну одну из величайших тайн о грядущей гибели и возрождении мира. Однако эта тайна остается сокрытой.

Еще одна эддическая песня содержит, наряду с «Прорицанием вёльвы» связное описание эсхатологических событий — это «Песнь о Хюндле».

Эсхатологическая часть «Песни о Хюндле» состоит всего из трех строф, однако она даже получила в современной литературе наименование «Малое прорицание вёльвы». Это прорицание произносит великанша Хюндла в беседе с асиньей Фрейей:

42 Ветер вздымает
до неба валы,
на сушу бросает их,
небо темнеет;
мчится буран,
и бесятся вихри:
это предвестья
кончины богов.

43 Родился один
самый могучий
силы земли
питали его;
самый, как слышно,
великий властитель,
родич для всех
людей на земле.

44 Но будет еще
сильнейший из всех
имя его
назвать я не смею;
мало кто ведает
что совершиться
следом за битвой
Одина с Волком.

«Малое прорицание вёльвы» напоминает «Большое» тем, что здесь гибель мира показана как последовательность связанных событий (в этом его отличие от «Речей Вафтруднира»). «Малое прорицание» проникнуто трагизмом и экспрессией, оно передает предчувствие конца.

Большинство исследователей предполагают, что в этом тексте проявилось сильнейшее влияние христианства на исландскую мифологию. Во второй и третьей строфах усматривают описание Первого и Второго пришествия Христа. Возможно, в этом есть доля истины, хотя общий для исландской эсхатологии настрой песня сохранила.

В последней строфе «Малого прорицания» мы находим уже встреченное нами в «Большом прорицании» упоминание невозможности поведать о событиях грядущего мира. Мне думается, это одно из свидетельств неверной трактовки М.И. Стеблин-Каменским и Е.М. Мелетинским грядущего мира скандинавской эсхатологии как повторения «золотого века». Тексты указывают на иное. И в Старшей, и в Младшей Эдде подчеркивается принципиальное отличие нового мира от мира нынешнего и невозможность предсказать судьбу грядущего мира. Так, Высокий в «Видении Гюльви» завершает повествование о гибели мира словами: «И если станешь ты расспрашивать дальше, не знаю, откуда ждать тебе ответа, ибо не слыхивал я, чтобы кому-нибудь поведали больше о судьбах мира. Довольствуйся тем, что узнал». Вёльва в Старшей Эдде тоже замолкает, сказав лишь о самом начале грядущего мира потому, что новый мир имеет и новую судьбу, которую она не может провидеть. Если бы новый мир был простым повторением «золотого века» вёльва, Хюндла и Высокий смогли бы «увидеть» не только самое его начало.

Еще одну строфу, содержащую образы Последней Битвы мы находим в песне «Речи Фафнира». Эту строфу произносит умирающий дракон Фафнир в разговоре со своим убийцей Сигурдом:

[Сигурд] сказал:
14 «Фафнир, скажи мне,
ты мудр, я слышал,
и многое знаешь:
как остров зовется,
где кровь смешают
асы и Сурт?»

[Фафнир] сказал:
15 «Оскопнир — остров,
богам суждено там
копьями тешиться;
Бильрёст рухнет,
вплавь будут кони
прочь уносить их.»

Здесь мы видим еще одно противоречие между разными эсхатологическими текстами. Как я уже говорил, в «Речах Вафтруднира» указывается, что место Последней битвы — равнина Вигрид. Но эта строфа интересна иным. Образ асов в «Речах Фафнира» сопоставим с образом сынов Муспелля в «Видении Гюльви» из Младшей Эдды. Конунг Гюльви спрашивает Одина о радуге, которая есть мост Биврёст, ведущий с земли на небо, а тот отвечает: «Но как ни прочен этот мост, и он подломится, когда поедут по нему на своих конях сыны Муспелля, и переплывут их кони великие реки и помчатся дальше».

Еще одно упоминание о гибели мира содержится в песне «Речи Гримнира». Здесь описываются жилища богов в их небесном граде — Асгарде, и про палату Одина — Вальгаллу — говорится:

23 Пять сотен дверей
и сорок еще
в Вальгалле, верно;
восемьсот воинов
выйдут из каждой
для схватки с Волком.

Воины, которые выйдут из Вальгаллы на схватку с Волком — это эйнхерии — воины, павшие в битвах: отважные, которых Всеотец Один собирает в своих палатах. Вальгалла — небесный мир мертвых Одина — противопоставляется в исландской мифологии подземному миру мертвых Хель. И в Последней битве мертвецы из Хель выйдут на бой против асов и эйнхериев.

Упоминание о Гибели богов содержится и в песне «Перебранка Локи». Локи, явившись незваным на пир асов, поносит их, обвиняя в разного рода мерзостях, преимущественно сексуального характера. В ответ на одну из реплик Локи ас Фрейр восклицает:

Фрейр [сказал:]
41 «Волк должен лежать
в устье реки
до кончины богов;
если ты не замолкнешь —
тотчас же будешь
закован, злодей!»

Локи [сказал:]
42 «Ты золото отдал
за Гюмира дочь
и меч свой в придачу;
чем драться ты будешь,
коль Муспелля дети
сквозь Мюрквид поскачут?»

Здесь упомянут миф, хорошо известный по песне Старшей Эдды «Поездка Скирнира». Фрейр, уговаривая своего слугу и друга Скирнира отправиться сватать за него прекрасную Герд, дочь великана Гюмира, отдает ему свой меч. В Последней битве Фрейр выходит без меча против Сурта — вооруженного огненным мечем исполина, предводителя сынов Муспелля — и гибнет.

В песне «Утрата сыновей» Эгиль называет Одина «боевой ворог Волку», ибо в последней битве именно Один бьется с Фенриром. Однако Один сам сильнейшим образом связан с образами волка и ворона. Слуги Одина: волки Гери и Фреки и вороны Хугин и Мугин. Кеннинги Одина — Отец Победы и, наряду с этим, Тюр повешенных. Палаты Одина Вальгалла — это дворец мертвецов. Темная, волчья сущность Одина проявляется в мифах постоянно. Ворог волку он — ворог самому себе.

Всеотец Один так же сложен, как и этот мир, в творении которого ему принадлежит ведущая роль. Он поэт и колдун, вор и соблазнитель. Само его имя происходит от слова, которое означает «дух», «иступление», «поэзия». Исландская мифология рисует Одина одноглазым стариком в синем плаще и шляпе. Бог воинов, сам он не столько воин, сколько шаман. Девять дней провисел он, пронзенный копьем, на мировом ясене Иггдрасиль для того, что бы обрести знание рун. По словам М.И. Стеблин-Каменского «в Одине демоническое начало сочетается с невротическим самоистязанием, злая воля — с вдохновением и мудростью, образуя сложный и противоречивый, но, тем не менее, цельный образ».

Один отбирал воинскую удачу у одних и давал ее другим, часто приводил воинов к смерти. В датском сказании рассказывается о том, как конунг Харальд получил от Одина план военных действий и обещание многочисленных побед. Однако во время решающей битвы Один занял место его колесничего и погубил Харальда. В ответ на вопрос, почему он отобрал обещанную удачу, Один ответил, что «серый волк наблюдает за чертогами богов»48. Этой фразой Один объясняет, что приводя доблестного конунга в свой небесный мир мертвых он беспокоится об усилении войска эйнхериев в преддверии Последней Битвы.

Тексты Старшей и Младшей Эдды позволяют выделить участвующие в Последней битве силы. Первая сила — это боги (асы) и люди — сила Асгарда (небесного града богов) и Мидгарда (земного мира людей). Люди, населяющие Мидгард, были сотворены асами в начале мира и выступают в битве как их союзники.

Противостоят Небу и Срединному миру силы Периферии и Подземного мира: живущие на краю земли великаны и хтонические чудовища. Великаны — древнейшие жители мира, они мудры, холодны и жестоки. Они — олицетворенная стихия холода и тьмы. Хтонические чудовища — Мировой Змей Ёрмунганд и Мировой Волк Фенрир. Мировой Змей плавает в океане, обнимающем срединный мир. Охватывающий землю океан как выражение стихии хаоса известен во многих мифологиях мира.

Рассмотрим основные образы Последней битвы древних скандинавов.

В эсхатологическом мифе четко вырисовывается образ главного противника людей и богов. Это Фенрир Волк. Его освобождение символизирует начало последних дней мира. Волк вступит в схватку с верховным асом — Одином. Он поглотит солнце — главное светило мира.

Змей Ёрмунганд бьется с Тором — могучим асом, вторым после Одина по значимости и по частоте упоминания в текстах. Таким образом Мировой Волк и Мировой Змей — главные враги асов и эйнхериев в Последней битве.

И Фенрир, и Ёрмунганд источают яд. Убив Ёрмунганда Тор отступает на девять шагов и падает мертвым от яда змея.

Волк Фенрир в начале времен был связан асами, знавшими, что ему суждено убить Одина. Волка связали обманом и ас Тюр лишился при этом руки. «Они же [асы] просунули в пасть ему меч: рукоять уперлась под язык, а острие в небо. И так распирает меч ему челюсть. Дико воет он, и бежит слюна из его пасти рекою, что зовется Вон. И так он будет лежать, пока не придет конец света».

Ас Локи — отец Волка и Змея — также скованный ждет Гибели богов. Асы связали Локи кишками его сына Нарви. В конце времен Локи освободится из этих пут и поведет войска чудовищ и мертвецов против асов.

После гибели асов в Последней битве мир сгорает в огне, зажженном Суртом. Мир проходит огненное очищение, что бы явиться вновь — более совершенным.

Скандинавские эсхатологические образы Волка и Змея не выводимы из христианской эсхатологии. Главного врага в христианском Конце света символизирует дракон, в числе мучителей людей упоминается саранча. А Волк и Змей — звери-символы, широко представленные в индоевропейской мифологии, в Апокалипсисе отсутствуют.

Центральным моментом северной эсхатологии является, несомненно, мотив Последней битвы. При этом асам и людям предопределено потерпеть поражение в этой битве. Уничтожив чудовищные порождения Тьмы они гибнут. Участь воинов трагична, а судьба известна заранее. Один собирает войско для Последней битвы зная, что его самого ждет смерть в пасти Волка.

Все войско асов и людей знает, что идет на гибель. Но победа здесь не главное и награды никого не интересуют. Ибо в битве главное не победить, а быть собой. Эта готовность к поражению, а не к победе есть не презрение Бога, а высшее упование на Бога.

(по материалам Ф. Н. Петров "Северный миф о гибели мира")